— Пробы были. Мне прислали несколько сцен, и одна из них — разговор у психотерапевта — была ключевой. Очень глубокий, эмоционально сложный эпизод, через который я почувствовала героиню: ее внутренние страхи, уязвимость, ее борьбу. Именно тогда у меня появилось понимание, в каком направлении нужно двигаться.
Когда меня утвердили, началась доработка сценария, и моя роль, к сожалению, заметно сократилась. В первом варианте история героини была более насыщенной. Позже, когда мы встретились с режиссером, он сказал, что сцены пришлось убрать, чтобы сюжет стал более динамичным, но он постарается вернуть хотя бы одну — важную для понимания внутреннего мира Маши. И действительно, она была переписана иначе, уже с новым взглядом и большим пониманием ее характера.
— Это всегда непросто. Особенно если сцена уже снята, если ты вложился, прожил ее, а потом выясняется, что ее не будет в финальной версии. В такие моменты очень легко начать винить себя — кажется, что не справился, неубедительно сработал. Возникает неприятное ощущение: может быть, я подвела команду?
— Именно. Самые первые мысли всегда жесткие и направлены на себя. Только потом, когда удается поговорить с режиссером или монтажером и услышать причины, становится легче. Но сначала ты интуитивно берешь вину на себя.
Если же сцены убираются еще на стадии подготовки, это, конечно, тоже непросто. Ты уже начал строить внутреннюю жизнь персонажа, а потом приходится вносить коррективы. Но такие изменения — часть рабочего процесса. История развивается, команда нащупывает другие акценты, и твоя задача — остаться в этой общей ткани, быть гибким и верным замыслу.
— На самом деле это чаще всего происходит незаметно. Из двадцати проектов может утвердиться один. А иногда — и один из тридцати. Это статистика. Я давно к такому привыкла. Много хожу на пробы и не так уж часто получаю роль, поэтому не завишу от каждого случая. Хотя чаще всего даже не говорят, что ты не подошел, — просто не перезванивают.
— Конечно. В этом году был как раз подобный случай. О проекте я узнала случайно, но он сразу зацепил. Сценарий сильный, тема мне близка. Речь шла о спорте, и, чтобы подготовиться к пробам, я пошла на серьезный шаг: наняла тренеров, много занималась, записывала видео, отправляла материалы. Потратила и время, и деньги. Хотелось показать, что я действительно могу.
Проба прошла — и все, тишина. Ни режиссер, с которым у нас хорошие отношения, ни кастинг-директор ничего не сказали. Я даже попросила агента выяснить, принято ли решение. Мне важно понимать, ждать или отпустить. Тогда кастинг-директор ответила, что утверждений пока нет, решение еще впереди. А потом я вдруг узнаю, что весь актерский состав уже утвержден, все вовсю тренируются. И мне никто об этом не сообщил. Конечно, это больно. Ты вложился — и остался с ощущением пустоты.
— У меня есть ориентиры. Я не соглашаюсь на все подряд. Есть проекты, которые отсекаю сразу — например стандартные мелодрамы или истории, созданные просто для фона, «под ужин». Меня это мало привлекает. Хотя иногда даже в таких проектах может появиться что-то интересное — и тогда я пересматриваю свое решение.
Сейчас у меня именно такой проект — вроде бы из категории, которую я обычно не рассматриваю, но в нем оказалось несколько деталей, которые зацепили. Сценария пока нет, только описание персонажа и сцены для проб. Но что-то в этом предложении мне показалось живым.
— Да. Когда мы с агентом только начинали работать, я сразу обозначила: мне не интересны, к примеру, сериалы для канала «Dомашний». Просто по ощущениям — не мой стиль, не мой взгляд. Возможно, со временем что-то изменится, но сейчас я это точно понимаю. Есть темы, на которые тоже не готова выходить — и тогда сразу отказ. Но агент все равно присылает все запросы, адресованные лично мне, чтобы я понимала, кто и с чем ко мне приходит.
Иногда, даже если проект кажется неподходящим, вдруг обнаруживаются интересный текст или необычная роль — тогда я соглашаюсь. В любом случае сначала идет первичный отбор, потом — чтение сценария или синопсиса. Сейчас текстов приходит много, и, честно говоря, кажется, что я прочитала больше, чем успею сыграть за всю жизнь. Уже начинаю узнавать сценаристов, особенно тех, кто работает на одних и тех же продакшенах, каналах, платформах.
— Со мной такого, к счастью, не случается. У меня абсолютно разные роли. Если посмотреть мою фильмографию, там очень разные женщины, девушки, характеры. Ни о какой типажности речи не идет.
— Я выберу тот, который покажется интересным и сложным. Для меня жанр — не главное. Комедия, драма, триллер — любой из них может быть глубоким, а может оказаться и поверхностным. Все зависит от материала. Я всегда ищу глубину. Мне важно, чтобы был объем: интересные персонажи, отношения, тема, которая меня задевает или которую потенциально могу раскрыть. Иногда вижу сценарий и понимаю: многое будет зависеть от режиссера. Если попадется человек, который захочет копнуть глубже, найти что-то сверх текста, получится хорошая работа. А если все будет формально, просто по сюжету, выйдет скучно, плоско, односторонне. Поэтому, если сценарий цепляет, я обязательно иду на пробы, знакомлюсь с режиссером, общаюсь. И в процессе стараюсь понять, сможем ли мы вместе найти в проекте что-то дополнительное, живое.
— Да, у меня действительно были и есть такие творческие связи. Например, в какой-то период я много работала с компанией Legio Felix, где Илья Куликов является и продюсером, и режиссером, и сценаристом. Мы тогда были на одной волне, тесно общались, и получилось очень интересное сотрудничество. Сейчас я тоже взаимодействую с командами, в которых чувствую себя своей. Например, довольно активно сотрудничаю с продакшеном «Фора-Синема». Мне кажется, это вполне естественно: если работа прошла продуктивно, если с тобой легко, интересно, если ты профессионален и в тебе видят потенциал, конечно, будут приглашать снова. Это и приятно, и логично.
Особое место в моей карьере занимает Джаник Файзиев. Мы сотрудничаем с 2017 года, и первым нашим проектом стал фильм «Вратарь Галактики», где он был и режиссером, и продюсером. Эта картина стала для меня своего рода стартом — одной из первых главных ролей в большом кино. Фильм, правда, вышел в непростое время — началась пандемия, он не мог получить должного проката, да и критики не обошли его стороной. В любом случае я очень благодарна Джанику — за доверие, за поддержку, за то, что дал мне возможность проявить себя и буквально открыл мне дорогу в профессию.
— Сложный вопрос... Честно говоря, не смогу выделить какой-то один и назвать его своей визиткой.
— Когда зовут и когда могу прийти — обязательно. Была, например, на «Улице Шекспира», когда презентовали первые две серии, где и я появлялась. Но есть проекты, которые я так и не посмотрела — как-то времени не было, потом забыла, потом подумала: ну и ладно, все и так понятно.
— Иногда бывает и так, смотрю только одну-две серии. Я, конечно, стараюсь увидеть свою работу, при просмотре тоже можно учиться, или иногда нужно что-то выложить в социальные сети, чтобы аккаунт жил, тогда пересматриваю, выбираю фрагменты работ, делаю нарезки, которые показались интересными. Это и для профессионального мира полезно — показать, что я могу быть разной, и для зрителей — кто-то ведь может вообще не знать, что есть такие проекты. Заходит человек на страницу, видит кусочек — и начинает смотреть, увлекается. Это приятно.
Было бы, конечно, лучше и полезнее, если бы рядом был наставник, режиссер, мастер, с которым можно разбирать сцены: что получилось, что нет. Пару раз я смотрела с режиссерами первоначальный монтаж, и во мне зарождались сомнения или возникали вопросы — но не все режиссеры это любят и не все могут «момент сомнений» прожить спокойно. Я перестала напрашиваться на «предпредпоказы».
— Как воспринимаете себя на большом экране?
— Всегда с волнением. На премьеры иду как на экзамен. Всегда страшно, всегда неуверенность — выйду из зала незаметно, потому что переживаю, что не все сделала хорошо. Я очень самокритична.
— Помните, когда в первый раз увидели себя на большом экране?
— Кажется, во «Вратаре Галактики». Хотя, может, и раньше что-то было — не помню точно. Но хорошо помню, как переживала, когда фильм презентовали на Comic Con Russia. Было невероятно много людей. Я очень волновалась, нужно было выйти на сцену и что-то говорить о проекте, а у меня во рту все пересохло, и руки дрожали, и ноги. Я боюсь сказать что-то не то. Когда включили трейлер «Вратаря...», меня просто затрясло мелкой дрожью. Это было непривычно и страшно — потому что вот оно, сейчас все увидят. Но сам фильм тогда еще не смотрела, это был именно трейлер.
— Как вы воспринимаете критику? Читаете, что пишут о вас?
— Знаете, если кто-то пишет: «Ой, какая-то она не такая», — для меня это не критика, это просто у человека «недержание». У меня есть внутреннее разграничение. Кинокритика — это профессия. Чтобы быть настоящим кинокритиком, нужно учиться, посмотреть тысячи фильмов, прочитать массу книг, выработать вкус, культуру суждения. Только тогда твоя рецензия будет иметь ценность.
Ведь снять фильм — это огромная работа. А написать в интернете, что это «полная ерунда», большого ума не надо. Поэтому, если критик действительно вложился, написал глубоко, с пониманием, я с удовольствием прочту. Более того, могу даже что-то важное для себя почерпнуть. Это и есть настоящая критика.
А все остальное — просто комментарии. У людей всегда есть мнение, но зачастую оно продиктовано не анализом, а их собственными переживаниями. Мы все хотим быть любимыми, понятыми, но при этом бываем злыми, агрессивными — особенно в интернете.
Поэтому я стараюсь воспринимать и комплименты, и негатив не как что-то личное, а как отражение тех, кто это пишет. Конечно, добрые слова приятно слышать. А неприятные и правда могут задеть. Мы же живые. Когда тебя тычут иголкой, больно. Но я стараюсь не принимать это близко к сердцу.
Закрыла комментарии в своем телеграм-канале. Раньше они были открыты, и это казалось хорошей идеей, но потом все вышло за рамки. Люди начали вести себя, будто мы близкие знакомые. Это не так. Мой канал — это пространство, где я делюсь тем, чем хочу, а не площадка для личных претензий или бесконечных сообщений. Мне просто не хватает времени на то, чтобы всем ответить, а я не люблю оставлять людей без внимания. В какой-то момент поняла, что это начинает съедать мою жизнь. Так что да, закрыла комментарии, чтобы сохранить границы и сберечь свое время и энергию.
— Сейчас у всех есть свои соцсети, создается ощущение, что артисты стали ближе. Раньше общение шло через прессу, письма, а теперь напрямую.
— Да, и в этом есть плюсы. Я не против такого сближения, не отделяю себя от зрителей. Но важно помнить: у любого общения должны быть границы. Люди часто забывают о вежливости, переходят на оскорбления, хотя я не раз просила этого не делать. Видимо, многим правда нужен психолог, чтобы сначала разобраться, зачем они заходят в комментарии и чего ждут от общения.
— Вы ведете страницу в социальных сетях — это по желанию или по необходимости?
— Откровенно говоря, удовольствия мне это не приносит. Страницу в своей первой социальной сети я завела с целью делиться фотографиями из отпуска с друзьями. Было ощущение уюта, безопасности: мы знали друг друга, могли спокойно обсудить, что выложено. Был случай, когда мою страницу взломали, и я закрыла все, перестала пользоваться соцсетью.
Второй раз аккаунт в социальной сети появился в 2018 году — по личным причинам, никак не связанным с профессией. Я выложила несколько снимков и не вела страницу.
Позже мне написал один подписчик, сказал, что занимается пиаром, предложил помочь. Мы созвонились, он рассказал о важности присутствия в соцсетях, предложил сам все оформить, подготовить отложенные публикации. Я согласилась. Для меня это действительно трудоемко. Я могу по несколько часов выбирать фотографию, думать над текстом — и все равно быть недовольной результатом.
Была мысль привлечь SMM-специалиста, но потом поняла: ну будет он писать от моего имени, так ведь это уже не мои слова, не мой голос. И тогда в чем смысл? Поэтому я решила: пусть будет по настроению. Есть желание — публикую, нет — тишина. Иногда один пост в месяц, а потом внезапно пять подряд. И все удивляются: «О, она вспомнила!» А у меня просто настроение было подходящее.
— А сейчас уже появились обязательства?
— Да, теперь соцсети — часть профессии. Есть периоды, когда нужно выкладывать определенные посты: фотографии, сторис, публикации, связанные с проектами, съемками, контрактами. Это уже не только про личное желание, а про профессиональные договоренности.
— Мария, вы как-то назвали себя закрытым человеком. Это правда?
— Думаю, по соцсетям это видно.
— А в жизни? Вы держите дистанцию с людьми?
— Все зависит от ситуации. В целом я открыта к общению, если располагает обстановка и есть внутренний настрой. На съемках, в театре я общительная, но сдержанная. По мере общения, если чувствую доверие, раскрываюсь. Часто слышу: «Ты кажешься стервой». Видимо, потому что поначалу держусь отстраненно. Хотя что именно люди вкладывают в это слово, не очень понятно. Возможно, воспринимают как высокомерие, а на деле это неуверенность. Мне нужно время, чтобы освоиться, почувствовать, что можно быть собой.
Когда гуляю по городу, я, конечно, более закрыта. Особенно раньше, когда училась, со мной часто знакомились на улице, в метро — в основном мужчины. А я резко реагировала, грубо отвечала. Потом стыдилась: ну почему нельзя было мягче? Но у меня был внутренний защитный механизм, родители так воспитали: если подходит незнакомец — держись подальше. Эта реакция во мне осталась. Я не из тех, кто легко идет на контакт с прохожими не по своей инициативе.
В соцсетях тоже не делюсь личным. И живу поэтому спокойно. У меня нет большой потребности во внимании, все выстраивается в процессе общения. Если чувствую, что человек близок по духу, что ему можно доверять, становлюсь абсолютно открытой. И тогда он тоже открывается.
Сложно сказать, кто такой «закрытый человек»: тот, кто сидит один в углу и молчит? Я тоже так умею. Иногда прихожу куда-то и просто наблюдаю — не потому, что не хочу общаться, просто мне интереснее быть зрителем, важно почувствовать атмосферу, понять людей. И только потом включиться.
— Вы сказали, что на площадке вам важно почувствовать человека. А как это делаете?
— Конечно, я присматриваюсь, разглядываю, в процессе начинаю понимать, а потом проверяю. Да, действительно проверяю, как человек реагирует на какие-то шутки, на меня, на атмосферу. По этим реакциям делаю вывод, что можно, что нельзя, как можно, как не стоит.
Возможно, я в этом ошибаюсь, но, по моим наблюдениям, процентов восемьдесят людей на площадке становятся моими друзьями — или по крайней мере людьми, с которыми мне очень радостно встречаться. И, как мне кажется, им тоже со мной приятно. Я люблю дурачиться, шутить, разряжать обстановку. Но при этом могу и напрячь ее.
У меня есть такая черта — могу высказать все, что думаю о происходящем. И конечно, не всем это нравится. Если человек мне не близок, я потом могу увидеть последствия своих «выговоров». А если это друг, если он меня понимает и знает, почему я так говорю, тогда мы улаживаем проблему мирно. Обсуждаем ее, находим решение, и все остается между нами. Это не превращается в ярлык — что я, мол, «стерва», «зазвездилась» и так далее.
Мне важно находить на площадке и в театре друзей. Потому что друг — это тот, кто способен понять, принять, обсудить и решить. Но к дружбе нужно прийти. Это всегда путь, всегда процесс.
— С кем из партнеров вы продолжаете общаться и в жизни? Часто ведь бывает: подружились на проекте — и разлетелись по другим. Есть ли такие, кто остался?
— Таня Бабенкова осталась. Мы как-то неожиданно сдружились, и я ее обожаю. С радостью вижусь с ней вне съемок, мы общаемся, обсуждаем какие-то возможные будущие проектики — маленькие, но важные. Не все получается из-за занятости — у нее, у меня, но я рада, что в моей жизни появился такой человек.
Таня очень тонкая, умеет сочувствовать и сопереживать, делает это деликатно. Она потрясающая актриса. Я ее очень люблю.
И еще Сашу Лойе. Он замечательный артист и человек с отличным чувством юмора. Мы с ним постоянно переписываемся, обмениваемся мемчиками, всякими приколами. И тоже — раз, и случилась дружба.
Вообще, я стараюсь с каждого проекта «выходить» хотя бы с одним другом. Для меня это как правило: один друг со съемочной площадки должен появиться обязательно. Потом мы пересекаемся, обнимаемся, зовем друг друга на какие-то мероприятия, сотрудничаем. Поэтому да, с каждого проекта кто-то остается.
— Бывали моменты, когда вы разочаровывались в профессии? Возникали сомнения, мысли «это не мое»?
— Такие мысли возникают регулярно. Наша профессия нестабильна, и сомнения — ее неотъемлемая часть. В какой-то момент каждый человек задает себе простой, но важный вопрос: он живет, чтобы работать, или работает, чтобы жить? Я считаю, что работать нужно для жизни — чтобы иметь возможность развиваться, быть счастливым. Когда занимаешься делом, которое тебе не близко, накапливается внутренняя неудовлетворенность. И рано или поздно она вырывается наружу. Идеальный вариант — найти профессию, которой готов заниматься даже бесплатно, так тебе должно нравиться то, что ты делаешь. Для меня актерство — именно такое дело. Я по-настоящему люблю играть, и получать за это деньги — большое счастье. Но со временем романтический флер уходит, начинается рутина. Приходит некоторая трезвость, а с ней и сомнения. Кто-то говорит: «Это мое призвание, я не могу иначе». А я так не скажу. Мне важно быть в поиске, открывать в себе новое, не застывать — ни в ролях, ни в жизни. Важно чувствовать движение.
Актерская профессия — это сплошные вопросы. Ответов почти нет. Мы не можем объективно оценить результат своей работы: для одного зрителя ты хорош, для другого плох. Это постоянное внутреннее метание тоже выматывает. Особенно когда проекты тяжелые — а мне часто попадаются именно такие. Съемки на пределе, психологическая нагрузка, физическое истощение... И каждый раз я спрашиваю себя: зачем? Почему снова соглашаюсь на такую боль? Пока нахожу ответ. Но не исключаю, что однажды его не будет — и тогда придется решать, что делать дальше.
— Я так поняла, вы работали с психологом. Это был постоянный процесс или просто период в жизни?
— Да, был период, когда я обращалась к психологу, — в тот момент, когда не справлялась самостоятельно. Когда привычные способы уже не помогают, а внутри накапливается тревога, ты просто не можешь найти выход — тогда я и пошла к специалисту. Прошла определенный курс, поняла, как жить с этим дальше, и мы расстались. Иногда бывало, что уже в процессе встреч осознавала: проблему внутренне разрешила и помощь мне больше не нужна. Я не завишу от психологов, не нуждаюсь в постоянной поддержке — скорее это инструмент, которым пользуюсь в экстренных ситуациях.
Как я это для себя объясняю: психолог — человек, который помогает перезагрузить мышление. Когда твой взгляд на ситуацию делает тебя несчастным, мешает двигаться, специалист помогает увидеть все по-другому, услышать себя, перестроиться. Это ценно. Но в моей жизни есть еще одна сильная поддержка — мой муж. Он у меня и коуч, и психолог в одном лице.
Кроме того, огромную работу проделываю через свои роли. За это я особенно благодарна профессии. В каждом персонаже нахожу нечто личное, что помогает понять и проработать собственные внутренние блоки. Когда работа над тяжелой ролью заканчивается, я выхожу из нее очищенной — как будто избавилась от какого-то своего груза. И мне не нужно отдельно приходить в себя после съемок, потому что именно через работу я и нахожу этот баланс.
— Скажите, чье мнение в профессии для вас действительно важно? К кому вы можете обратиться за советом?
— Часто обращаюсь за профессиональным мнением к своему педагогу — Юлии Юрьевне Авшаровой. Я ее очень люблю и уважаю. Она преподает в Театральном институте имени Бориса Щукина, и я приглашаю ее на свои спектакли. Иногда, пользуясь нашими теплыми отношениями, прошу: «Юлия Юрьевна, как вам кажется, стоит ли здесь что-то изменить?» Мы можем просто посидеть, выпить кофе, и я получаю от нее очень ценный разбор. То, что она говорит, обязательно беру в работу.
— Мы уже затрагивали тему критики. А как вы воспринимаете замечания от родных? Для вас допустима их оценка или это не совсем уместно?
— Послушать я могу. Стараюсь при этом не перебивать, выслушать до конца. Комментарии бывают и от родителей моего мужа, и от моих. Я не назвала бы это критикой — скорее это их личное мнение. Всегда говорю: «Хорошо, я подумаю», — и мягко перевожу разговор на другую тему, чтобы не создавать напряжения. Иногда понимаю, что человек просто не до конца понял, не слишком внимательно смотрел. Я знаю, чего ожидать от близких, и, чтобы не заходить в конфликт, выслушиваю все. Но обсуждение стараюсь завершить.
— А муж может высказать мнение или он деликатен в этом вопросе?
— Он может сказать все, что думает, в любом объеме. И я к его мнению отношусь с особым вниманием. Он сам работает в профессии, многое понимает и видит — и его взгляд для меня действительно важен.
— А как вы пришли в актерскую профессию? С чего все началось?
— Помню, как однажды посмотрела фильм — кажется, это были «Алые паруса». После просмотра вышла на улицу в таком вдохновении! Было лето, я шла, и у меня внутри все сияло. Подумала: «Вот что делают артисты с душой человека. Это так здорово!» Возможно, именно тогда появилась мысль, что я тоже хочу к этому прикоснуться.
Хотя, если честно, в детстве не любила сцену. Родители меня тянули на всякие конкурсы — вокальные, танцевальные, творческие шоу. Мама активно всем этим занималась, но я протестовала: плакала, отказывалась, пряталась под диваном, чтобы только не выходить. Терпеть не могла ни съемки, ни сцены, ни камеры.
Когда вдруг сказала родителям, что поступаю в театральное училище, они были удивлены. Подумали, что это шутка, особенно мама. Она хотела, чтобы я пошла в Гнесинку: у меня были голос, слух, способности, и она надеялась, что я продолжу ее путь, ведь сама когда-то окончила эту академию. А я сказала: «Нет, я решила идти в театральное». Для них это было неожиданно, потому что до этого я от всего отказывалась. Но тут почувствовала — мое именно здесь.
— Вы готовились к поступлению самостоятельно?
— Да, и, признаться, довольно хаотично. Я не понимала, как это нужно делать.
В подростковом возрасте жаждала чего-то значимого, но не могла точно сформулировать, чего именно. Мне хотелось быть умной, начитанной, разбираться в литературе, истории. Я брала в библиотеке сложные книги по философии, литературную критику. Ничего не понимала, но упрямо читала. Хотелось знаний, которые сделают меня профессором или мыслителем! И как можно скорее!
Я поступила на филологический факультет Университета имени Лобачевского, прошла на бюджет, но после этого поехала в Москву попробовать себя в театральных вузах. Готовилась как могла: учила тексты, читала на вступительных экзаменах так, как понимала. Почти ничего не знала о профессии и о себе самой. Была в поиске: вроде девочка, но уже не совсем, вроде симпатичная, но неясно, кто я, что могу играть. Не поступила.
А вот в Нижнем Новгороде меня приняли сразу — в Театральное училище имени Евстигнеева. И я забрала документы с филфака.
Моим мастером был Юрий Дометьевич Фильшин — артист советской школы, строгий, принципиальный. Он выбивал из нас наивность и невежество. Мы пришли зелеными, кто-то после девятого класса, мало что понимая о жизни. Он заложил в нас мощный фундамент — за это я ему бесконечно благодарна. Кого-то это закалило, кого-то направило в другую сторону.
Я училась четыре года, окончила с красным дипломом. Параллельно продолжала ездить в Москву — каждое лето в течение всех четырех лет. И поступила!
— Мария, зачем вы каждый год поступали, если уже учились на актрису?
— Я не стремилась уйти из училища, скорее училась поступать. Умение пройти творческий конкурс — тоже навык. Кто-то делает это легко, а кому-то нужно время. Мне всегда было тяжело сдавать экзамены, участвовать в просмотрах. Я этого боялась — ощущения, что меня оценивают. Чтобы справиться с этим страхом, старалась чаще пробовать.
И когда окончила училище, приехала в Москву — с накопленной уверенностью и внутренним ресурсом. Тогда меня сразу взяли в три вуза. Это была личная победа. Я никогда не считала себя особенно одаренной, но всегда верила в труд. Работоспособность — мой основной инструмент.
Я и сейчас придерживаюсь этой логики: чем больше пробуешь, учишься, преодолеваешь — тем гибче становишься.
— У вас была четкая цель — поступить в московский вуз. Вы выбрали Щукинский институт. Но не возникало мысли: мол, у меня уже есть театральное образование, зачем снова учиться?
— Нет, такой мысли не было. Но я и не из тех, кто вечно учится. Уже шесть лет как не студентка — и прекрасно себя чувствую. Бывают люди, которые постоянно учатся, откладывая настоящую работу из страха перед ответственностью.
Я осознанно шла в «Щуку». Хотела получить высшее образование. К тому же система образования в этих двух заведениях немного разная. В училище система «мастерских»: один мастер ведет тебя четыре года. А в «Щуке» кафедра, и ты постоянно сталкиваешься с разными педагогами. Я прошла серьезное испытание — и профессиональное, и человеческое. Объем знаний там в разы больше. Это был важный этап для роста.
Что касается мастерства — каждый педагог по-своему видит студента, и это учит быть гибким. Так что у меня не было ощущения «зачем снова учиться». Я точно знала, что мне это нужно.
— А на пробы во время учебы вы ходили? Или сосредоточились на занятиях?
— На первом курсе была только учеба. Я никуда не ходила, хотелось быть в процессе. А со второго курса начались съемки. Работала много — и на втором, и на третьем, и на четвертом курсе.
— А театр всегда входил в ваши планы или это вышло случайно? Как вы вообще в него пришли?
— Это долгая история. Честно говоря, не до конца понимала, чего хочу. Кино было мне близко, я чувствовала себя в нем органично. А вот с театром было сложнее. Я не очень понимала, как все устроено, особенно в государственных театрах.
Во время учебы у нас была практика в Театре Вахтангова. Я играла Венди в «Питере Пэне» — главную женскую роль в детском спектакле. Это было волнующе, и мне все казалось, что меня плохо слышно, голос какой-то слишком высокий (вечная моя проблема). В Евстигнеевском училище педагоги по речи много со мной работали, понижали голос, развивали. Но тогда я ощущала, что мне пока тяжело, не хватает силы, энергии, внутреннего объема. Мне казалось, что я киношная актриса, а до сцены пока недотягиваю.
После выпуска меня пригласили в Александринский театр в Санкт-Петербурге. Я уже собиралась туда, даже подписала все необходимые документы, но не поехала по личным причинам. Так и осталась без театра...
Три года жила без него и поняла, что скучаю. Показывалась в разные московские театры. Все говорили, что всё отлично, но мест нет, и обещали, что позовут, когда кто-нибудь уйдет в декрет. Однако время шло — никто не звал.
Спас меня «Вахтанговский Практикум» — это независимый театр, который образовался благодаря Щукинскому институту и Вахтанговскому театру. Мои однокурсники открыли студию, которая переросла в отдельное творческое объединение, и скоро мы будем праздновать пятилетие! Так как у нас студийный образ жизни, все делаем сами: и монтируем, и пишем музыку, и настраиваем свет, и ведем соцсети. У нас есть распределение обязанностей — каждый выполняет свою задачу, помимо актерской. Наш режиссер Ася Князева говорит: «Вы должны быть универсальными солдатами».
— Последний вопрос — о личном. Правда, что вы недавно вышли замуж за своего сокурсника? Ваша семья творческая, вы оба актеры. Легко ли жить с артистом?
— Замечательно. Мы просто подходим друг другу как люди — это главное. А профессия, наоборот, помогает: понимаем, что с нами происходит, поддерживаем друг друга. Мы близкие по духу, и на этом все строится.
— Сразу почувствовали, что вы свои?
— Нет, это пришло позже. Мы четыре года учились вместе, потом год жили в разных городах. Лишь спустя пять лет после знакомства начали встречаться — тоже на расстоянии: Вадик был в Петербурге, я в Москве. Так продолжалось почти три года. Потом он переехал, мы стали жить вместе, а через некоторое время, в августе прошлого года, поженились. Все происходило постепенно, мы долго притирались, учились быть рядом.
— У вас нет соперничества — кто больше снимается, у кого роли интереснее? Чем занимается ваш муж?
— Он работает в Театре на Литейном в Петербурге, играет в двух спектаклях Театра Наций, снимается. Две картины с ним участвовали в Каннском кинофестивале. Конечно, иногда бывают моменты, когда кажется, что у него получилось, а у меня, может, и не получится. Но это быстро проходит. Мы умеем с этим справляться. Главное — не завидовать, а радоваться за близкого человека. Все остальное не так важно.
0
66.00
